31 марта 2019

День здоровья детей, коррекционной педагогики, логопедов Российская Федерация

Педагогический марафон 2019

О речевых нарушениях. Каково учиться детям с задержками речевого развития? Как им помочь? На эти вопросы отвечала Ирина Алексеевна Фридрих, психолог специальных учреждений, логопед, соавтор книги «Нейропсихологические занятия с детьми». Ее рецепт прост: любое задание «сработает» с условием, что никто из взрослых не будет к детям относиться свысока. Мы не начальники, а дети не подчиненные. Только уважение и совместная работа, никакого назидания, давления, грубого сравнения с другими и с идеалом. Но вот «средовая» проблема: не все родители готовы разговаривать с детьми.

– Как у организма есть потребность в питательных веществах, так и мозгу ребенка очень нужна пища, – объясняет Ирина Алексеевна, – А для развития речи нужен хотя бы один собеседник: если меня никто не спрашивает, не вызывает, не дергает – я не стану тратить силы. Ведь речь – это очень трудоемкий процесс.

Итак, чтобы создать среду, благоприятную для говорения, нужно на каждом шагу инициировать ситуации, когда ребенку потребуется сказать, спросить, выразить свои мысли и эмоции. При этом основной враг ребенка – страх, поэтому задача взрослых – ни в коем случае не создавать ситуаций, когда говорение будет связано со страхом. Это предполагает и свободу слова, и безусловную ценность мнения ребенка, и воздержание от одергиваний, исправлений – иногда ошибку можно и пропустить… Да, работа с речью детей часто сводится к работе с родителями: нужно выстроить для взрослых четкий путь, цепочку действий и повседневных практик, а если потребуется – то и сопроводить по этому пути.

О проблемах с чтением и письмом. Нейропсихолог, автор обучающих программ Светлана Циновская прочла лекцию о зонах риска, коррекционных подходах и профилактике дислексии и дисграфии. К счастью, теперь уже всем очевидно, что проблема дислексии существует, и связана она не с педагогической запущенностью или с ленью самого ребенка. Границы дислексии определяются по-разному. Одни эксперты считают, что дислектик – тот, кто не может держать в голове даже несколько речевых единиц, не может прочесть даже одно слово. Для других это просто отсутствие беглости и неспособность прочесть целиком небольшой текст. Для кого-то, например Р. Дейвиса, автора книги «Дар дислексии», это комплексное нарушение зрительного восприятия – когда буквы словно «прыгают» на странице и невозможно сконцентрироваться; когда прочитанное не складывается в образы, поэтому легче прочесть существительные, обозначающие предметы, глаголы – сложнее, а уж предлоги и наречия вызывают у дислектика полную фрустрацию.

– Буквально на этой неделе мы читали с одним таким мальчиком рассказ Носова «Живая шляпа», – рассказывает нейропсихолог. – Он прочел текст, проговорил весь сюжет, но не смог понять, почему шляпа, упавшая на пол, стала двигаться. Он не представлял себе, что такое «упала с комода». Пришлось разыгрывать падение легкого предмета с высоты – и тогда понимание пришло.

Светлана Павловна показала на слайдах, как выглядит страница книги для человека с дислексией. Это могут быть и волны, и прыгающие пятна, бывают видны только горизонтальные линии в буквах, или все перевернуто, или расплывчато, как в мутном стекле: действительно, читать невероятно сложно. Но бывает, что ситуацию легко исправить: например, синдром Ирлен – когда от прямого света рябит в глазах, болит голова, отсутствует стабильное зрительное поле при чтении. Помогает простая цветокоррекция: сквозь зеленые или желтые линзы дети начинают лучше читать, а на тонированной бумаге, голубой или желтой, лучше пишут.

Дисграфия может быть как самостоятельным наушением, так и сопутствующей проблемой при дислексии. Здесь основное требование к среде – гибкость. Не только с цветом бумаги и линзы, но и с требованиями к ребенку. В частности – к захвату карандаша: ученые выяснили, что для успешного обучения ребенка захват может быть любым, главное – чтобы работа велась от кисти, а не от плеча, и карандаш находился под нужным углом. Если мы видим другую ситуацию, то ребенку, скорее всего, потребуется консультация невролога и нейропсихолога. По необходимости пользуемся специальными силиконовыми захватами для карандаша и жесткими трафаретами, отслеживаем моторную незрелость ребенка: если во время письма ребенок неестественно изогнулся, высовывает язык, дергает ногой в такт руке – нужно помогать ему психомоторной коррекцией.

О роли правильной игры. «Раз, два, три! Сравни и забери» – так называется нейропсихологическая игра, которую презентовали собравшимся авторы – практикующий нейропсихолог, иппотерапевт и ведущая семинаров Мария Рахмани и психолог Анастасия Ульянова. Девушки подробно и обстоятельно рассказали, каким образом вырезанные из плотного картона фигурки мамы, папы, сына, собаки, стола, горшка с цветами стали корректирующими играми, а затем – как несложная игра помогает активировать определенные мозговые центры и помочь ребенку научиться концентрироваться, тренировать внимание, строить аналогии, делать обобщения. Нейропсихологи предложили педагогам сыграть: самым сложным оказалось не столько выбрать нужный набор карточек, сколько не забыть выкрикнуть кодовое слово «На дачу!».

– За импульсивные ответы, без кодового слова, игроки получают меньше баллов! – отмечают авторы. Оказывается, импульсивность в решениях – болезнь не только детей, но и взрослых, значит, игра и взрослым будет полезна.

Конечно, день коррекционной педагогики не обошелся бы без игр и пособий Вячеслава Вадимовича Воскобовича. Здесь важно не во что играть, а как: любая грамотная игра мотивирует детей с самыми разными особенностями, если предоставить им свободу, настаивая только на главном, принципиальном для корректирующего занятия. Сделай именно такую штриховку, но можешь выбрать цвет, объект, следующую картинку штрихуешь как хочешь и т. д. Игры Воскобовича сильны тем, что они не тренируют просто моторику, или просто речь, или просто абстрактное мышление – они создают среду, в которой на каждом шагу приходится напрягать и «прокачивать» все эти навыки. Игры «растягиваются» на любой возраст и любой уровень развития.

Общение, конфликты, девиация. Вроде бы не так и страшно, как СДВГ или аутизм, но сколько же хлопот с этими «трудными» детьми – драчунами, спорщиками, обидчиками. Практикующий психолог и тьютор Людмила Анатольевна Ерохина прочла лекцию «Игровые технологии коррекции конфликтного поведения и развития навыков общения детей». На поведение детей очень активно влияет среда в семье: стиль воспитания, сложный период в жизни семьи, конфликты между родственниками – а бывает еще и банальный недостаток физической нагрузки, дефицит игры и коммуникации: откуда взяться самообладанию, если нет в твоей жизни ситуаций, в которых ты выиграл, проиграл, ошибся, тебя задели?

А если ребенок не бегает, не прыгает, а тихо сидит и катает машинку – значит ли это, что он болен? Или, может быть, мамы и бабушки сами создали ему ситуацию выживания без динамики – «Не бегай, а то упадешь»? «Вспотеешь, заболеешь»? «Бабушке тяжело за тобой следить, сиди рисуй целый день»? Возмутительно, однако и рамки должны быть:

– Ребенок не чувствует себя в безопасности, если все можно и если нет конструктива в поведении окружающих взрослых, – констатировал эксперт. – Если хотим снизить конфликтность, работаем в первую очередь с эмоционально-волевой сферой у ребенка, во вторую – с признанием и принятием своих чувств. Стоит только сказать: «Я в ярости», и сразу станет полегче.

Учебники для всех. Лекцию об учебниках для обучающихся с особыми образовательными потребностями, которые вошли в новый федеральный перечень, прочел Сергей Вильевич Сацевич, руководитель Центра специальных форм образования издательства «Просвещение». К счастью, в ФПУ вошли специальные учебники не одного, а трех издательств, в том числе издательства «Владос» (для детей с задержкой психического развития). Вопрос только в том, что именно мы называем специальным образованием? Не должно ли любое образование быть в той или иной мере специальным?

О букваре для детей с расстройствами аутистического спектра рассказала Мария Михайловна Либлинг, кандидат психологических наук, сотрудник института коррекционной педагогики РАО. «Личный букварь» – это книга, для создания которой потребовалось пересмотреть многие азбучные истины. Например, о звукобуквенном анализе придется забыть до тех пор, пока ребенок не выучится читать. Дело в том, что поиск соответствия звуков и букв рискует обернуться для ребенка механической стереотипной игрой:

– На этом деле у нас дети застревали на целые месяцы, – объясняет эксперт. – Беседу о том, что есть звуки и буквы, пришлось отложить на попозже, а до этого момента везде говорим «буква».

Графические навыки ребенка с РАС могут быть любого качества, поэтому в учебнике есть некий минимум заданий для рук, а остальное педагог регулирует сам: не исключено, что придется писать в воздухе рукой, ногой, вырезать букву, лепить из теста – все шаги прописаны в книге для учителя. Нужно дать ребенку понимание того, что буква может встречаться в любой части слова – для этого работаем с рисунками. Обязательно параллельно с этим ведется беседа с педагогом – и тут главное не банальничать, потому что ребенок с аутизмом может очень формально относиться к уроку, терпеть, высиживать, ничего не пропуская через себя. Наша задача – помочь ему присвоить каждый кейс, каждую букву. Вот тут-то учебник и становится личным: его таким делает учитель.

…Итак, базовый рецепт развивающей среды найден: море терпения, игры, внимание к телесным практикам и методичная работа с родителями. А в основе этого «педагогического зелья» – два секретных компонента: безграничная вера ребенка в себя и еще большая вера в него педагога. Магия? Нет, просто профессия.

Александра Чканикова